Тринадцать способов убить Лалабелль Рок [Литрес] - Мод Вулф

пространство.

– А нужно, чтобы вписывалось, – говорю я.

Здесь есть нечто большее, но у меня не хватает слов, чтобы объяснить. Я не знаю, как сказать ей, что карты нужны мне так же, как серая папка формата А4. Что они нужны мне так же, как ей нужно ее искусство и как другим были нужны их стихи, и бело-кремовые гостиные в минималистском стиле, и желтый шарф в горошек, и умение работать с таблицами в «Экселе», и боевые искусства, и быстрые машины, и кошки. Что я не знаю, смогу ли понять это без моих карт. Что мир не имеет смысла. Что я не знаю, что будет дальше, если у меня нет следующей карты в колоде.

В конечном итоге я беспомощно указываю на город.

– Он слишком большой. Огромный.

– О, – говорит Художница, и мгновение мы смотрим на него вместе, плечом к плечу. Затем она поднимает руки и из указательных и больших пальцев складывает квадрат. Прикрыв карий глаз, откидывается на спинку и смотрит через рамку.

– Совсем он не большой, – говорит она мне. – Взгляни.

Я наклоняюсь и смотрю. А потом до меня доходит.

– О, да, – говорю я.

Вот так, в рамке, Баббл-сити похож на открытку. И очень напоминает картину.

– Теперь ты видишь? – спрашивает она.

– Вижу.

И я действительно вижу.

Эпилог. Умеренность

Ангел стоит на валуне и тщательно делит воду между двумя кубками. Позади него к горам уходит тропа. Его крылья цвета зари.

Я действительно вижу, но что-то все еще беспокоит меня.

– Подожди, – говорю я. – Сейчас вернусь.

Я вылезаю из машины и иду к краю обзорной площадки. В моей руке карты Таро. Я думаю о том, чтобы попрощаться с Лалабелль. С Лалабелль, умирающей на больничной койке, с мертвой Лалабелль в лодке, на диване, на тротуаре. С живой Лалабелль там, в своей высокой башне, шарахающейся от теней и боящейся собственного отражения. Из всех них мои мысли больше всего занимает Лалабелль на автобусной остановке, Лалабелль с грязными ногами и со смятым белым бумажным пакетом.

Когда я сажусь в машину, Художница с кем-то разговаривает по маленькому розовому складному мобильнику. При виде меня она улыбается и складывает пальцы в жесте «ОК».

– Угу, – говорит она в телефон. – Угу. Под ногтем? Насколько глубоко? Ладно, смогу.

«Кто это?» – одними губами спрашиваю я. Злюсь на себя за то, что сама не подумала об отслеживающем устройстве. Все произошло слишком быстро, но забывчивость могла стоит нам жизни.

Она закрывает рукой микрофон и шепчет:

– Крейг.

Я делаю большие глаза.

– Кто?

– Подожди, – говорит Художница и протягивает мне телефон. – Он хочет поговорить с тобой.

Я осторожно беру его, хмуро глядя на нее.

– Алло?

– Я выиграл для вас немного времени у «Митоза». – Это голос Викинга. Звучит устало. Крейг? Гм…

– Я думала, твоя смена закончилась.

– Закончилась. Можно сказать, я сделал это на общественных началах.

Художница рядом со мной вытащила из рюкзака нечто, очень похожее на дорожный швейный набор. Открыв его, она берет маленькие золотистые ножницы. Вид у них до ужаса острый. У меня холодеет в желудке, и я поспешно отвожу взгляд.

– Что насчет Лалабелль?

На том конце линии пауза, затем Викинг откашливается.

– Между прочим, она хочет поговорить с тобой.

– Она там? – Я совершаю ошибку, оглядываясь на Художницу и в шоке видя, как она засовывает ножницы под ноготь.

– Я могу подключить ее?

– Гм…

Прежде чем я успеваю ответить «нет», на другом конце линии раздается щелчок. Он тихий, но я узнаю его. Щелчок зажигалки.

– Итак, я слышала, ты мертва, – говорит Лалабелль, когда молчание становится невыносимым.

– Да.

– И, как я понимаю, теперь ты все знаешь.

– Бо́льшую часть. Я все еще не понимаю, что ты планировала делать с настоящей Лалабелль.

– План состоял… что ж, буду честной, кое-что я придумывала на ходу. Признаю, все могло бы пройти более гладко.

– Полный провал, – говорю я. – Катастрофа.

На линии странный звук. Я не сразу соображаю, что это смех.

– Ага, наверное, можно сказать и так.

– Что будет дальше?

– Ну… – Она делает паузу. – Думаю, в этой части вы обе уедете навстречу закату.

– Рассвету.

– Да как хотите. – Даже не видя ее, я точно знаю, что она закатывает глаза.

– Ты и в самом деле отпускаешь нас?

Опять пауза, такая долгая, что у меня начинают зудеть ладони.

Потом наконец почти удивленный тон:

– Похоже на то, да. Думаю, я смогу нарыть парочку мертвых Портретов, чтобы заменить вас. Вдруг окажется, что вы попали в аварию. Только вам придется перекрасить волосы.

– Ладно.

– И уезжайте как можно дальше. В какую-нибудь хижину далеко-далеко.

– Договорились.

– И, может, стоит сделать пластику.

– Гм… Может быть. Я подумаю над этим. Можно у тебя кое-что спросить? – говорю я, откидываясь на спинку. Из этого положения вижу свое отражение в боковом зеркале, а еще дальше – разноцветные огни в темноте.

– Вперед.

– Почему тебя это устраивает?

– Ну, в этом твой смысл, ведь так? Ради этого тебя и создали, – говорит она. – Сделать все то, на что у меня нет времени… Просто, мне кажется, я не смогу вписать счастливый конец в свой план.

Я секунду размышляю над этим, а потом пытаю удачу.

– Можно тебя спросить еще кое о чем?

– Ладно. Только быстро. Мне надо красить ногти.

– Что она тебе сказала, когда ты в первый раз открыла глаза?

– О. И это всё? – говорит она и смеется. – Это просто. Она сказала, чтобы я была Лалабелль Рок.

Я киваю самой себе и отключаюсь. Опустив взгляд на колени, вижу, что все еще сжимаю карты. У